23:41

Свобода — это художник в человеке (с) Гилберт Честертон
Иногда так сложно написать всего четыре слова: "Я по тебе соскучилась"... Какая глупость, но я не могу этого написать. Даже простое "привет" дается с трудом...

16:24

Свобода — это художник в человеке (с) Гилберт Честертон
По дороге в библиотеку встретила Личный Кошмар. Прямо в лифте. Странно, я даже в кои-то веки не подумала, что это сулит мне неприятности. Спасибо Amaya_Akira, теперь мое отношение к нему разбавилось значительной долей юмора. Может, так и бояться перестану.
Жаль только, что в аське некому рассказать...
Ах да, вам интересно, как там Олег? Да как всегда, нереально пафосен=)

12:09

Свобода — это художник в человеке (с) Гилберт Честертон
Я ненавижу эти сны, после которых меня охватывает такая тоска. Я не хочу видеть во сне людей, которые не будут рядом, людей, которым я не нужна.
И я не понимаю, откуда у меня такая твердая уверенность, что со мной рядом не может быть просто друг противоположного пола. Все эти сны одинаковы. Наверно, где-то в глубине своей души я уже не верю в дружбу между мужчиной и женщиной. Только не если хоть кто-то из них одинок. Впрочем, как показывает практика, когда они не одиноки, дружбы тоже не выходит.
Я ненавижу эти сны... Я не хочу больше их видеть. Они провоцируют в душе ложные желания, вызванные исключительно страхом одиночества...
Этот человек приснился мне второй раз. Снова не так очевидно, кто это был, но я его узнала. И что теперь? Что делать с этой тоской? "Привет, мне сегодня приснилось, что ты ко мне пристаешь. Но ты не думай, мне на самом деле этого не хочется. Я просто хочу с тобой дружить" БУГАГА!!! Вот вам логика страха и предубеждений. Трындец, а не логика!
И что за странное представление о романтике, когда симпатичный парень вдруг появляется на моем горизонте во сне, мы с ним перекидываемся парой слов, после чего меня прижимают к какой-то стенке и смотрят прямо в глаза стандартным взглядом, который во всех дурацких фильмах означает неминуемый поцелуй. До чего банальная сцена!!! И я даже не могу сказать, что она мне надоела...
Мое сердце не научилось воспринимать эти сны правильно. Каждый раз оно сжимается от тоски после такого сна, от непонятной тоски по неизведанному. Раньше я могла принять это за большую и чистую любовь. Какая я была все-таки глупая!!!!!!

Свобода — это художник в человеке (с) Гилберт Честертон
Одно из заветных словосочетаний первого курса. Чтобы сделать из него предложение, добавьте спереди "Мои друзья", тире...
Недаром вы мне снились так недавно...
В пять вечера сегодня я спустилась в "Алхимик". У стола, прикрепленного к двери любимого магазинчика, стоял Дима К. Стоял спиной ко мне, но какое это имеет значение. За годы дружбы и не выучить было бы глупо. Да... Я знаю, как ты смеешься... Язнаю, как ты ходишь, знаю, как улыбаешься, как расстраиваешься и уходишь в себя. Знаю... Или знала. И несмотря ни на что, люблю это все в тебе. Не поверишь... Не так люблю, как ты хотел. Это была ошибка, Дим, правда... ТОГДА это была ошибка. Может быть, мне стоило больше думать на первом курсе. Но не позже. Нет...
Все это проносится в один миг, когда я прохожу мимо тебя с замиранием сердца.
Навстречу мне идет твой бывший одногруппник и тезка, человвек. который смотрит на меня с некоторых пор, как на червяка. Но и ему мне есть, что сказать. Где-то в глубине души накопилось.
Дим, тебе не кажется глупой эта вражда, если причина ее себя изжила?! Ведь я ничего тебе не сделала. Впрочем, ты никогда не считал меня равной себе... Равных тебе нет, есть только низшие и высшие. Миша был и есть высший, а я - низшая. Только я все равно с тоской вспоминаю наши с тобой умные разговоры, зарождение нашей развалившейся ныне компании. Если бы не ты, на первом курсе у меня был бы только Гера. А я не хочу его вспоминать. Да, нас было пятеро. Пятеро ДРУЗЕЙ. И если три лица стоят перед моими глазами, четвертое я предпочитаю загнать в тень...
Но речь не об этом. Милые, как же я без вас скучаю!
Я ушла в библиотеку на целый час, чтобы потом обнаружить вас на втором этаже. Конечно, фотографирование на выпускной альбом. Я и не сомневалась почему-то, когда увидела вас вдвоем. Это настолько естественно - вы вместе, потому что в одной группе. Шаг назад, в прошлое. И это для меня наш будущий выпускной альбом.
Я люблю вас. Видит Бог, я скучаю без вас! Вы - моя давняя потеря, боль от которой снова проснулась в душе. Вернитесь... Пожалуйста, вернитесь...

Свобода — это художник в человеке (с) Гилберт Честертон
Итак, в это воскресенье мне выпала честь побывать в гостях у Дениса. Мы с Сережей в зимней тьме, преодолевая препятствия в виде дураков на дорогах, прибыли к месту за пять минут до назначенного срока. Однако как раз в этот момент радио заиграло песенку мушкетеров. Пришлось задержаться.
По пути к подъезду я облагодетельствовала местных дворовых собак, скормив им остатки мяса и костей от приготовления фасолевого супа.
В квартире нас ожидала пока только Ксюша, целиком и полностью поглощенная приготовлением угощения. Сам Денис пропадал где-то в глубине московского метро, встречая других гостей.
Не успели мы с Сережей с энтузиазмом включиться в работу, как раздался новый звонок в дверь. Миша с Аней были чрезвычайно изумлены, узнав, что должны был встретить Дениса еще в метро. Впрочем, о присутствии Ани я из кухни догадалась только силой своего интеллекта, так тихо она здоровалась. Миша, впрочем, мое приветствие тоже проигнорировал.
Еще через несколько минут появились остальные. Отряхивая свое зеленое платье, я вышла навстречу толпе, чтобы броситься на шею Оле, одетой в пальто… правильно, зеленого цвета. На мое восторженное «Нет, ты только посмотри на нее» Сережа появился в коридоре с угрожающего вида ножом в руках. Нож пришлось отобрать. Тем временем Оля сняла пальто и осталась в красивом коричневом свитере, а моя бело-коричневая куртка оказалась погребенной под вещами других новоприбывших.
Тут уже стало не до готовки. Я же не видела Олю целых… ну, где-то дней двадцать. Обычно, правда, мы видимся реже, но что поделать, если концерты хора МИФИ случаются не так часто, как нам того хотелось бы. Приходится выискивать другие возможности пожрать, простите, встретиться.
В комнате, в углу дивана, уже сидела безмолвная статуя Ани. Мы не стали ее беспокоить, сосредоточив свое внимание на замечательно полезном домашнем животном Дениса. Вы когда-нибудь мечтали о Тамагочи? Так вот, пылесос моего друга гораздо умнее и полезнее этой штуки. Когда его поднимают с пола, он очень вежливо просит, чтобы его поставили на пол. Когда он запутывается, он так и говорит. А еще ему очень понравилась Оля. Он облюбовал ее ноги и начал их чистить, на что Оля чистейшим колоратурным сопрано вспела: «Щекотно, щекотно, щекотно!». Миша погладил этого ласкового зверька, я тоже не устояла перед его чарами.
А между тем, народ все прибывал. И чтобы вместиться в комнату, нам приходится сильно уплотниться. Под чутким руководством Оли был установлен в комнате стол, принесенный из кухни. За ним установили тумбочку. Садиться пришлось аж в два ряда – партер и амфитеатр. Миша, оказавшись внезапно с другой стороны стола от дивана, где сидела Аня, попытался ее позвать… Жест выглядел примерно так: «Нося, простите, Аня, иди ко мне живо!» или просто «Иди сюда» голосом моего одноклассника. Аня предпочла остаться в амфитеатре, кажется, так ни разу и не двинувшись с места. Она мне сильно напоминала меня саму на банкете хора МИФИ. Только есть некоторая разница: я просто не находила сил начать с кем-то общаться, а Аня сама оттолкнула от себя всех, кто хотел с ней общаться. Я не виню ее за это, но больше не имею сил пытаться что-то сделать. Мне очень больно, я не буду обрекать себя на дальнейшие мучения.
Оля тоже устроилась в амфитеатре, за нашими с Сережей широкими спинами, и мне была поручена почетная обязанность накормить нашу дорогую вегетарианку на неделю вперед. Когда салат, изготовленный сестрой Дениса Катей, закончился, а Оля объявила, что наелась, я почувствовала себя очень гордо – справилась! Вот, гордитесь мною!
Третьим в амфитеатре оказался одноклассник Дениса, которому удалось даже немного разговорить Аню. Они сделали себе стол из одной из диванных подушек, а Оля – из собственной папки с нотами. Салфетки, кстати, у нас тоже были с нотами и надписью, содержащей слово Вена. Миша и Оля по очереди сыграли написанное на салфетках. Оказалось, что это что-то очень известное.
По идее наших психологов – Ксюши, Дианы и Юлианы – мы все представились, сказав по паре слов о самих себе. Ну и о других тоже. Пока каждый высказывался, да и позже, я следила за поведением Миши и Сережи, которые волею судеб оказались соседями. Ну что я могу сказать… Сережиной способности быть в любой компании как рыба в воде я просто завидую. А Миша, как это ему свойственно, делал критические замечания. Собственно, по уровню шума они были чем-то похожи. И еще чем-то, не могу описать, чем. Да только чувствуется контраст между уверенным в себе и состоявшимся человеком Сережей и желчным, пытающимся самоутвердиться Мишей. Хм, ну чего я хотела, конечно, ведь и я к этому руку приложила. Раньше он таким не был…
Жаль, не удалось мне пообщаться с Артемом Сергеевичем, которого плотным кордоном загородили от меня все те же Миша и Сережа.
Немного насытившись, мы принялись петь хоровые песни. Миша был очень недоволен нашим исполнением. Зато я была счастлива, открыв в себе незаурядные уже способности тенора. Друзья, мы пели выше, или это просто мне в этот раз было удобно петь вашу партию в «Проведемте, друзья»? Мы пели много чего, только вот от “Piosenka” я, слава Богу, открестилась. Не люблю я партию вторых сопрано в ней. Зато спели, как выяснилось, не только мной любимую «Ой по-над Волгой».
Распевшись немного, мы с Сережей решили, пока Миша не видит, вынести мозг всем остальным. И запели про лунатиков. Пожалев окружающих, начали всего с десяти. Когда лунатики кончились, дорогие товарищи мехматяне (Миша с Денисом) решили блеснуть знаниями и спели про «минус одного лунатика». Сережа ответил им, что не минус один, а вовсе даже «FF».
Когда хоровые песни кончились, Миша, Аня и Артем Сергеевич резко засобирались по домам. Мы расстроились, но не слишком. А тем временем Лена заняла ключевую позицию у пианино. После этого последовала длинная эпоха исполнения любимых Дианой, Юлианной, Леной, Ксюшей и Настей песен. Может быть от того, что они были грустные, может, от чего еще, но я загрустила в этот момент. Мы с Олей вышли в коридор, чтобы обменяться новостями, какими еще не успели обменяться. Позже к нам присоединился Сережа, запевший «В рамочке картинка». Знаете, эта чудесная песня имела неплохие шансы занять свое место в моем плей-листе, если бы ни одно «но». Даже самую хорошую песню можно возненавидеть, если слушать ее и о ней постоянно. Хористы двух хоров (МГУ и МИФИ), вам не кажется, что вы меня перегрузили этой песней после возвращения из Нижнего? Так вот, не могу я о ней слышать уже.
В ужасе я решила сбежать обратно в комнату, но, увы, девчонки как раз решили исполнить все ту же «Рамочку». Тогда я пошла выбирать стенку покрепче, чтобы об нее убиться… Это добило мое настроение совершенно.
Как мы потребляли горячее, я не помню. Помню только, что за время моего отсутствия в комнате мой стакан бесследно исчез. В связи с этим и с плохим настроением, от горячего я отказалась. Ну и еще с Олей за компанию. Она, кстати, предприняла затем решительную компанию по очистке стола от горячего для потребления чая со сладким, о котором мы с ней уже мечтали.
Тем временем, наши оккупировавшие пианино девушки, уже хорошо распевшиеся, решили исполнить песенку про коня. Я долго уговаривала Сережу на пакость, и мне все-таки это удалось. Все равно я оригинального текста не знаю. Пришлось петь про ведро, жену и прочие радости жизни. Козу мы целомудренно опустили. Впрочем, девчонки, которых мы явно переорали, и которые поначалу пытались нас убедить, что мы поем неверные слова, разбежались. Осталась только Юлианна, столь же восприимчивый к парам алкоголя человек, как и я (ну то есть, мы с ней по поведению выглядим самыми пьяными, хотя ни капли не пили), которой, в сущности, было все равно, что петь.
Оля тут же забыла про чай и оккупировала пианино. Мы посмотрели имеющиеся у Дениса ноты, оценили фамилию композитора Jopin, полюбовались на «Лунный свет» Дебюсси, что заставило меня вспомнить одного нашего общего друга. Затем Оля сыграла что-то из Дебюсси и «К Элизе» Бетховена. Находясь в хорошем расположении духа, она так же поведала мне тайну необычного признания в любви. Только вам я ее не скажу.
Подоспел чай, за чаем Сережа. Так мы и оказались с другой стороны стола. Я пила чай из самой мажорной кружки, имевшейся в распоряжении Дениса. На ней был изображен отрывок из какого-то произведения, исполняемого “The Real Group”. Оля, между тем, разговорилась с Сережей на его любимые темы – о конструктивизме и истории. Ненадолго задумавшись, она предложила мне одолжить его ей, для повышения уровня образования. Тут уже я задумалась, решив извлечь побольше пользы из ситуации. Поскольку мы с ней уже сегодня говорили о Семёне, причем после этого разговора я поняла, что соскучилась, я предложила ей взаимовыгодный обмен. Оля щедро предложила мне забирать Семёна в придачу с Колей.
Последний позвонил очень вовремя. Оля не замедлила сообщить ему о деталях готовящегося договора. Напрасно я кричала, что обойдусь и без Коли. Она уже все решила. А Коля решил, что обмен будет совершаться по массе. Мда, логичное предположение, хоть и неверное.
В какой-то момент мы с Олей вспомнили, что кого-то нам тут не хватает. А именно двух бывших соседей Дениса.
Оля: «Денис, а почему ты не позвал Диму и Вову?»
Денис: «Я звал, они не смогли…»
Я: «А ты сказал Вове, что я буду?»
Оля: «А ты сказал Диме, что я буду?»
Не сказал…
А на часах уже был двенадцатый час. И мы потихоньку расходились, забирая с собой остатки еды. А Денис с Ксюшей еще боялись, что не хватит… Впрочем, как всегда.
Я чуть не забыла у Дениса пакет. И пока Мережа за ним возвращался, мы с Олей и Леной занимались весьма увлекательным делом – пытались извлечь из-под машины замерзшего мяукающего котенка. Увы, нам это не удалось. И мы разошлись: Оля в метро, а мы с Леной в тепло Сережиной машины. Сначала завезли домой меня, а потом Сережа сделал крюк до Химок – отвез Лену.
Вечер был великолепен. Спасибо, Денис!!! Спасибо, Ксюша! Спасибо, Катя!

Свобода — это художник в человеке (с) Гилберт Честертон
Темное подземелье. Какой-то парень с упорством методично что-то собирает, чтобы выбраться отсюда. Он закидывает какие-то обрывки бумаги в импровизированную печь, затем тянет туда зачем-то шланг с газом... Он сидит рядом с проемом, ведущим в другое помещение, пол которого метра на два ниже этого. На полу возвышается конструкция из труб... Вдруг оттуда раздается громкий шум и треск. Парень смотрит туда и обнаруживают, что эту самую конструкцию со смехом и бранью разрушают несколько парней бандитского вида в кожаных куртках и ботинках на тяжелой толстой подошве. Он пугается, хочет работать быстрее. Но все кончено, его уже заметили.
Дальше странная сцена. В лучах солнца парень (наверно, тот же самый) появляется из пролома в асфальте, и к нему несутся со всех сторон люди. Я чувствую его отчаяние. Не туда! Не тот мир!!!
И вот уже я сама, усталая и подавленная, залезаю в автобус через заднюю дверь. Сажусь и бросаю свой знаменитый рюкзак "с цветочками" на сидение напротив, затем поворачиваю голову и обнаруживаю неподалеку сидящего Диму К. Дима, заметив меня, поднимается, и подходит почти вплотную. Склонившись к самому моему лицу (близко, слишком близко!), он спрашивает, свободно ли рядом. Я отвечаю, что заняла место для Димы В. Он разочарован, но все еще пытается найти выход. Он смотрит на бирку, нашитую на мой рюкзак, на номер на ней, бормочет: "Да, она имеет на это право" и уходит восвояси. Я вздыхаю с облегчением, но тут же чувствую волну тревоги. Ну где же он? Что они с ним сделали.
А вот и он. Входит через среднюю дверь и садится на ближайшее сидение, ни на кого не глядя. Я впериваю в него тревожный и умоляющий взгляд. Ему тяжелее, чем мне. Эти унижения не для него. Он слишком гордый, слишком независимый. И он ненавидит меня за то, что мы в одной упряжи, и за то, что я о нем забочусь. Он, наконец, поднимает взгляд, встает сам и обреченно плюхается на занятое мною для него место. На меня он не смотрит. Но я знаю, что никуда он не уйдет. Мы нужны друг друга. Они все одиночки, а вот мы вместе. И как бы его это не раздражало, он не бросит меня одну.
Вскоре мы выходим на улицу. Идем куда-то по-прежнему молча. Конечно, нам страшно. Пока мы встречаем таких же униженных, как мы сами, нам ничего не грозит. А вдруг...
И это вдруг наступает. Их четверо, они в черных кожаных куртках и ботинках на толстой подошве. Они пьяно смеются и идут прямо на нас. Уходить бесполезно, это их только разозлит. Мы на мосту. Прижимаясь к его ограде, я снимаю пальто и бросаю его подкладкой вниз на мостовую. Пусть их всегда почему-то мокрыее и грязные ботинки протопчут только по внешней его стороне. Дима В. молча делает то же самое.
Они с гоготом проходят по нашим пальто, но почему-то и не думают продолжать путь. Мне уже почти не страшно. Я поднимаю свое пальто, чтобы бросить его еще раз прямо им под ноги, в надежде, что они успокоятся. Но оно падает из дрожащих рук не той стороной, подкладкой вверх, их грязными следами - к асфальту. Я морщусь - мне не хочется пачкаться еще больше. Рядом Дима произносит что-то, и явно слишком громко и зря. Не при них, Дима, что ты делаешь?! Они ведь могут нас и убить!!! И им ничего за это не будет. Они тут хозяева, а мы, пришельцы - грязь под ногами.
Я знаю, что так правильно. Я знаю, что должна так сделать. Я ложусь на асфальт сама. Они гогочут, один из них презрительно поднимает ногу, чтобы опустить ее прямо мне на грудь. И в этот момент рука Димы обхватывает мою. Он громко кричит: "Нет!". Мучитель промахивается и его нога оказывается почти на пути наших с Димой соединившихся взглядов, обвитая нашими руками. Он повторяет уже тише: "нет!" Я пытаюсь возражать, но у меня нет сил. "Я не позволю тебе!" - говорит он и тянет меня куда-то.
И снова другая картина. Мы идем к порогу большого дома, помятые и грязные, как нам и подобает. Дима открывает ключом дверь, и вот мы внутри. Здесь роскошно красиво и все сияет чистотой. Красная, кричаще дорогая обивка мебели, цветы в горшках. И да, все это наше. Тут мы живем. Но только в выходные. В понедельник снова придется стать бомжами, униженыыми, которых любой имеет право ударить. И снова права наши перед другими униженными будут определяться цифрой на моем черном рюкзаке. перед теми у нас нет прав.
Дима бормочет, что надо бы переодеться. Он, несомненно, прав, мы слишком глупо смотримся среди этой роскоши в своих лохмотьях. Мда, среди роскоши, заработанной унижением. Может быть, за сегодняшнее мы получим еще какие-то льготы. Хотя бы на выходные. Взламывать замки запрещено. Но прятаться дольше раннего утра понедельника мы не имеем права. И мы снова не выйдем отсюда до него - думаю я и уже в узорчатом красно-коричневом халате падаю на подходящий по цвету диван. Дима разжигает огонь в камине. И только постоянная тоска по Родине немного кривит сейчас его лицо. Все хорошо...

Ну вот и к чему все это? Наверно, к тому, что вчера я посмотрела на своего бывшего друга Димочку и вместо злости ощутила тоску. Надо же, ведь мы поссорились почти три года назад. И с тех пор даже не разговаривали больше. А все-таки грустно. Вот именно вчера стало грустно. И как ответ - этот сон.
И еще одна интересная деталь - вот эта самая роскошная мебель в доме, тихий угол, где можно укрыться... К чему это? Почему было не довершить образ униженности подворотней? Ан нет, требует справедливости душа. Вот оно где, убеждение, что если все будет плохо, я не буду жить. Поэтому и нужна эта отдушина, чтобы объяснить, почему мы терпим, почему еще надеемся.

Свобода — это художник в человеке (с) Гилберт Честертон
какой смысл так жить. не спать ночами, нервничать из-за диплома. по две недели ждать, пока научрук соизволит написать хоть что-то. и по три месяца - чтобы объяснил. не спать из-за этого. с ужасом ждать отвратительного, ненавистного праздника нового года, на который даже некого позвать. и мучиться от нежелания праздновать его с чужими друзьями.
терять своих друзей, трех за два месяца. и никому не доверять настолько, чтобы попросить о поддержке. потому что это слишком сложно - доверять.
ждать возвращения единственного человека, с котором могу быть собой. и понимать, что повидаться нет времени.
метаться в бессильных попытках заполнить пустоту в душе. и снова оказываться с с ней наедине перед экраном компьютера, когда никто не обращает внимание на то, что я еще жива.
и вот вопрос, единственный, который меня волнует: зачем я пережила эти выходные?

Свобода — это художник в человеке (с) Гилберт Честертон
Никогда не прощу родителей, которые делают такое со своими детьми. Никогда не прощу тех, кто посмел обидеть ребенка. Никогда и ни за что!
Что вы сделали с нами? Что с этими людьми, которые с ненавистью толкаются в транспорте?! Что с теми, чьи семьи трещат по швам, не успев появиться?!
А, черт побери, кто виноват, что столько парней и девушек сейчас отворачиваются от противоположного пола?! Вы считаете это нормальным? А вы покопайтесь в их прошлом. И вы найдете в их отношениях с родителями червя, который сделал их такими. Они не способны понять противоположный пол, они настолько его боятся, что не могут рассматривать их как объект желания. И это непонимание растет. растет пропасть между полами. увеличивается она между поколениями. И растет число психов, растет число маньяков, растет хамство.
Дорогие мои, если мы не преодолеем эту пропасть между полами, мы вымрем!
Я презираю тех, кто слишком слаб, чтобы разобраться в себе. Я презираю тех, кто не способен искать причину своих проблем в себе. Найдите ее сначала. А потом поймите, что вам некого обвинить, кроме своих родителей. И попытайтесь затем понять и их. У них тоже были родители, которые навязали им свои собственные страхи, порой восходящие к 19 веку.
В ваших силах порвать этот замкнутый круг. Прекратите обвинять всех вокруг в своих неудачах, загляните вглубь себя. Поищите причины вашего плохого настроения, агрессии. Поищите истинные чувства, поймите, чего вы боитесь.
И никогда, слышите, НИКОГДА не смейте обижать ребенка!!! Одно ваше слово может сделать его несчастным на всю жизнь. Отцы, будущие и настоящие, запомните, что ваш сын сам по себе никогда не станет геем.
Запомните, что именно ваше поведение формирует вашего ребенка в большей степени, чем что-то еще. Потому что ближе вас, родителей, у него нет никого. Остальное можно изменить.
И запомните еще вы, парни, которые бросают своих беременных подруг - ребенок не может вырасти по-настоящему здоровой личностью, если у него не будет одного из родителей. И я вам скажу, что вы - не просто трусы. Вы сволочи, которые плодят хаос в этом мире. Я могу вас понять, не просто так вы так поступаете, у вас свои страхи. Но вы должны отвечать за свое поведение. Вы портите жизнь не только красивым и умным девушкам, которым не повезло потерять от вас голову, но и крови от крови вашей - вашим детям. Подумайте хоть раз головой, а не чем-то другим, прежде чем развлекаться. И девушки, горе вам, если вы не умеете быть благоразумными. И еще большее горе тем, кто пытается вынудить своего парня на себе жениться. Вы и есть хуже всех, ибо вы играете чужой жизнью не из безрассудного страха, а по четкому расчету. И несчастье вашего ребенка будет на вашей совести.

Свобода — это художник в человеке (с) Гилберт Честертон
Еще совсем недавно я была уверена, что у меня на курсе не осталось людей, с которыми я могла бы подружиться. Да и поздно теперь, на пятом-то курсе.
Ан нет, судьба преподносит радостные сюрпризы.
Впервые за Бог знает сколько месяцев я сегодня гуляла в компании личности своего, а не противоположного, пола. Более того, она даже не с хора, а вовсе даже моя однокурсница. И я счастлива этому. Да, искренне счастлива. Как раз в тот момент, когда мне стало казаться, что мне нечего надеяться на общение с девчонками, она появилась.
Спасибо тебе, Amaya_Akira за прекрасно проведенное время!!! Мне очень интересно с тобой общаться.
И у меня появилась надежда на то, что я не безнадежна:jump4:

Свобода — это художник в человеке (с) Гилберт Честертон
Вода, много бушующей на улицах воды. Бесконечный дождь с небес и волны в два человеческих роста. Шесть человек на утлой лодчонке несутся с горящими глазами и развевающимися по ветру волосами и одеждами. Мчатся они неизвестно куда, не помню, с какой целью. Помню только, что была она героическая - спасти кого-то или что-то. И им это удалось.
А потом лодка причаливает к деревянному крыльцу какого-то здания. Темно вокруг, хоть глаз выколи, и только молнии изредка мелькают. Они прячутся внутри здания. Среди них точно есть две девушки, но точно ли их две, или все же три - от внимания ускользает. В темноте комнаты они тихо переговариваются, планируют, что делать дальше. Они стоят перед дверью, ведущей на большую террасу с лестницей - 10 ступеней вниз.
С террасы раздаются чьи-то голоса. Девушка в белом платье, что ближе всех стоит к двери (и это, несмотря на каштановые кудри, мое воплощение) понимает, что их ждут, чтобы поздравить с победой и поблагодарить за подвиг. Друзья не хотят выходить вместе с ней. А она, нет, уже я, решительно подхожу к двери, открываю ее и появляюсь на вершине белой-белой лестницы.
Вся терраса залита солнцем, стены и пол белоснежные, в окна льет солнечный свет и бьются, тихо шелестя на ветру, зеленые листья каких-то растений. Внизу стоят люди в белых нарядах. Как только я появляюсь на лестнице, они начинают петь что-то до боли знакомое. И последнюю строчку я допеваю вместе с ними, поднимая руку в привычном жесте стремления вперед. Они апплодируют и я улыбаюсь.
А потом думаю - несправедливо, что все почести достались мне одной. И переигрываю сцену. Со мной рядом непременно должен выйти тот, кого я воспринимаю, как собственного напарника. В отличие от меня самой, он сильно похож на себя настоящего. Пусть он будет С. Для симметрии я зачем-то подхватываю под руку другого знакомого М.
И вот так выхожу на эту сцену еще раз. В этот раз я слишком занята, чтобы подпевать. Я пытаюсь понять, почему одного я взяла за руку, а второго - под. Силой мысли пытаюсь изменить сон, и взять С. тоже под руку. Но не выходит. Это оказывается неудобно, как будто он сильно ниже меня ростом. Хотя на самом деле - выше (может быть, так во сне отразилась разница в возрасте. М. меня старше, С. - несколько младше). Их лица напряжены, а вот я улыбаюсь. И тяну их по лестнице вниз. Где-то сзади шествуют остальные. Или не шествуют?
Когда мы спускаемся, то оказываемся у стола, за которым явно собираются проводить пресс-конференцию. Стол из темного дерева, люди, которые только что пели нам и были в белом, меняют костюмы на серые и садятся с другой стороны стола, заваленного какими-то проводами. Освещение резко становится не таким ярким. Я сажусь, С. - слева, М. - справа. Тут же микрофон услужливо подставляют мне, говоря, что "конечно, слово даме". И начинают довольно враждебно выспрашивать что-то. Не о нашем подвиге, нет. Они спрашивают, что я думаю по поводу врагов, напавших на город и запершихся в одном из центральных храмов. . Я начинаю грозно отвечать, что это идиотизм - позволять врагу иметь неприступную крепость в самом центре города. Да еще и крепость с видом на все основные городские сооружения.
Они ехидно спрашивают, что же я предлагаю делать. И мы, не помню уже кто, я или С., отвечаем, что нужно найти монаха и этого храма, самого старого и верного монаха, единственного, которому известны тайные ходы, прорубленные в стенах (Определенно, это результат поездки по Предкарпатью с его храмами оборонного типа).
И вот мы уже идем по улице, все шестеро, а а нами - толпы репортеров и зевак. Я оглядываю придирчиво попадающиеся храмы, замечая, сколь их много, и насколько они одинаковы. Разноцветные, по форме похожие на гору, а по оформлению - на торт. Мы останавливаемся возле одного и них, того самого, захваченного врагом. Он стоит на возвышении, на холме. Да, отсюда можно обстреливать буквально весь город. Глупо оставить храм (или все-таки монастырь?) врагу.
К нам приближается старый, морщинистый, совершенно лысый человек. Это тот самый монах. Со вздохом он рассказывает мне, как обратился к Богу и отринул земную жизнь уже в пять лет. И картинка резко меняется.
Узкий извилистый по вертикали и горизонтали коридор с низким потолком. Я внутри храма. Ночь. И не белое платье на мне, а белая старомодная ночнушка века так 18. Через узкую бойницу я наблюдаю, как внизу, прямо на ярких полах посреди храма стоит стол, заваленный едой. И сидят вокруг него враги в тюрбанах (татары, что ли, помилуй Боже?). И я иду вниз куда-то по дуге, зная, что там меня ждет С. И что наш старик не одобрит ночного свидания в ночнушке. Это запретно, это неприлично в священных стенах. Но я оправдываю себя тем, что свидание не любовное, а деловое.У нас есть план. А сердце радостно замирает и стремится навстречу С., которого я весь сон видела только со спины и узнавала по завязанным в хвост непривычно почему-то темным волосам.

00:20

Уходя

Свобода — это художник в человеке (с) Гилберт Честертон
Уходя, друзья забирают с собой частицу моего сердца, оставляя мне взамен тоску и кровоточащие раны. Они не затягиваются до конца. Они так нежны, что самое малое воздействие снова заставляет их кровоточить...
А почему все так? А потому что я - никому не нужный, тупой, скучный, неинтересный, уродливый, противный, прилипчивый кусок вторичного продукта, бесстыже валяющийся на самой середине дороги...

Свобода — это художник в человеке (с) Гилберт Честертон
Жила-была Чебурашка по имени Машка (хотя сама она предпочитала, чтобы ее называли как-нибудь по-другому). Жила она на высоком берегу в доме, похожем на летящую птицу, в комнате без единого прямого угла.
Однажды в руки Чебурашке попались три любопытных листочка, на каждом из которых было написано задание. Почесав рыжее ухо, она внимательно вчиталась в листочки.
На первом из них было написано:
«У обезьяны на Патриарших – лапы. А у собак на Площади Революции – ЧТО? ЧТО – должно быть известно каждому студенту и применяться по назначению как минимум дважды в год.
Сфотографируйте памятник писателю, написавшему произведение под названием «ЧТО». Писатель должен сидеть».
Чебурашка обрадовалась, ведь задание показалось ей очень легким. Разумеется, под этим «ЧТО» подразумевался нос. Она попыталась вспомнить, сколько таких собак на «Площади Революции». Три? Но это как-то несимметрично… Наверно, все-таки четыре, пришла она к выводу.
И она уже знала, где искать этот памятник. Мордочку озарила радостная улыбка – она когда-то училась рядом с этим местом. Да, она точно знала, что памятник Гоголю стоит в скверике около одноименной библиотеки. И идти туда совсем недалеко. Однако, что там в других листочках?
«Встаньте лицом к дедушке и спиной к воде. Сфотографируйте того/ту, кем фон Корен в повести Чехова «Дуэль» обзывал Лаевского и Надежду Федоровну».
Ей показалось, или в предыдущем задании была подсказка к этому? Первой же мыслью Чебурашки было, что ответ к этой загадке кроется на Патриарших прудах, вернее, на Патриаршем пруде. Впрочем, не стоит делать поспешных выводов, сказала она себе и полезла искать повесть «Дуэль». Только бы предположение оказалось верным!
И оно таковым оказалось. Ведь где еще в родном городе можно найти памятник обезьяне? Тем более, макаке (что при ближайшем рассмотрении показалось ей непринципиальным). Пожалуй, что и нигде. А на Патриарших она даже не одна.
Наконец, Чебурашка ухватилась за третью загадку, текст на которой был самым длинным:
«Сфотографировать дом на улице.
Улица – возникла в начале XVI в. Из дороги к Новодевичьему монастырю. Имя свое она получила в 1658 г. От «тишайшего» уаря Алексея Михайловича, отца Петра I. Он часто ездил в монастырь к русской святыне – чудотворной иконе Пречистой Девы. Негоже дорогу к храму Божьему называть Большой Чертольской улицей, решил царь и переименовал ее в …
Дом – это редкий памятник гражданского зодчества – образец богатого жилого дома (палат) XVII века. Палаты построены из большемерного кирпича на известковом растворе. Толщина стен – около метра нижняя их часть облицована верхним камнем, верхняя – обработана декоративным кирпичным поясом – поребриком. Живописность дому придают свободно размещенные окна разного размера: маленькие, глубоко спрятанные - в нижнем ярусе, и большие, парадные – в верхнем. Они обработаны фигурными белокаменными наличниками, подобных которым в древнерусской архитектуре пока не найдено.
Здесь не обойдешься без знания истории. У Чебурашки было одно предположение, но нельзя же целиком полагаться на чутье?! Все-таки Погодинская достаточно узкая улочка, хотя то здание, о котором она подумала, в достаточной мере живописно.
Не имея возможности сразу проверить свое предположение, она спросила у друга про Большую Чертольскую улицу, однако сама добралась до искомой информации раньше.
Речь в задании шла о Пречистенке. Конечно, догадаться об этом было несколько сложнее, все-таки Чебурашка ожидала, что улица будет непосредственно примыкать к Новодевичьему монастырю, а тут между ними оказывалась Большая Пироговская улица. Что же, так даже интереснее!!!
Но только она не помнила ни одного подходящего под описание здания на улице, что легко было решено с помощью интернета. Ах вот оно что! Красивые белые палаты прямо напротив Храма Христа Спасителя. А ведь именно от места, где он стоял, Большая Чертольская приобрела свое старое название. Называлось оно Чертольем.

Чебурашка открыла карту и задумалась над маршрутом грядущей прогулки. Мало было решить задачки, надо было иметь тому наглядные свидетельства. Маршрут сложился сам собой. По всей Пречистенке, затем налево на Гоголевский бульвар, мимо двух памятников великому писателю, по Никитскому бульвару и на Малую Бронную. Приличный путь, даже интересно, за сколько его можно пройти. Проверка была назначена на ближайшую субботу, осталось найти спутника, дабы не мучиться с автоспуском и штативом.
С затаенной надеждой, но без особой веры в чудо Чебурашка написала в интернете, что ей нужен товарищ для такой специфической прогулки. К вящему ее удивлению, спутник обнаружился почти сразу. Да какой! Представительный рыжебородый Пришелец, гость из далекого города, недавний ее знакомый, недолго думая, согласился на эту авантюру. Чебурашка искренне обрадовалась возможности совместить приятное с полезным, где приятным был процесс получения доказательств собственной догадливости, а полезным – общение с новым знакомым. Ну или наоборот, кому как больше нравится.
Дождливым субботним днем они встретились в лабиринтах метро, чтобы выйти на свет Божий и отправиться на поиски приключений. Плохая погода не стала преградой для далеко идущих планов наших героев, и с Остоженки по первому же переулку они попали на Пречистенку, чтобы вскоре уткнуться взглядом в табличку с заманчивой надписью «Чертольский переулок». Чебурашка укорила себя за невнимательность: «Надо же, а слона-то я и не приметила!». Впрочем, находка вселила в нее радость и уверенность в том, что загадки разгаданы верно.

И вот он, этот дом. Без сомнения, захоти она увидеть это раньше, истина предстала бы перед ней во всей своей красе. Архитектура здания действительно древняя. Она с тоской вспомнила про тот дом, который облюбовала на Погодинке. Возможно, он смотрелся бы эффектнее. Ну да ладно. Пришелец сфотографировал Чебурашку на фоне памятной таблички, висевшей на здании. Переходить через дорогу, чтобы сфотографировать его целиком они сочли бесполезным, ведь припаркованные машины неминуемо испортили бы кадр.

Кивнув стоящему на углу Энгельсу, Пришелец и Чебурашка направили свои стопы вверх по Гоголевскому бульвару. По мере приближения к «Арбатской» нашу героиню посещали воспоминания о былых годах, когда была она беспечной школьницей и училась на улице Поварской, совсем недалеко отсюда. Воспоминаниям способствовало и то, что когда-то дали ей такое задание – сравнить два памятника Гоголю, что находились здесь. Так она и узнала, где они оба находятся.
Первым они миновали тот, на котором великий писатель стоит. Ей не нравилось пафосное оформление места, ей не нравилась пафосная надпись на нем. Тот, к которому вела их загадка, казался ей намного душевнее. И правильно, подумала Чебурашка, что перенесли его с этой площади, не место ему тут, он какой-то… более камерный, что ли. Да, это слово определенно подходило к его описанию.

Конечно, все это она рассказала своему спутнику, чтобы потом восторженно замолкнуть, завернув во двор Гоголевской библиотеки. Здесь, посреди небольшой клумбы, дожидался ее очередного визита ОН. Грустный, как будто больной, писатель взирал на нее со своего каменного кресла, окруженный героями своих произведений, движущимися по своим делам по поясу окружающего постамент барельефа. Она в который раз вгляделась в лицо гения и задумалась над сказанными кем-то словами, что выражение его лица меняется в зависимости от того, со стороны каких героев к памятнику подойти. И снова охватила ее легкая досада, что сама она этого не может разглядеть годами, а кто-то из ее одноклассников смог. Или просто откуда-то переписал?
Будь она одна, она могла бы простоять тут не меньше получаса, вглядываясь в знакомые по учебникам черты лица. Но перед Пришельцем было как-то стыдно, и потому она даже не стала обходить вокруг, совершать обычный ритуал, сопровождающий ее появление в скверике. Она просто отдала ему фотоаппарат и попросила сделать кадр, неаккуратно бросив сумку и белый зонт на мокрую землю.

Половина пути была пройдена, две трети задания – выполнены. Но наши герои и не думали останавливаться на достигнутом. Они миновали фонтан, изображающий Пушкина с Натальей Гончаровой, пусть не передающий соотношение их роста, но в целом просто очаровательный. Чебурашка между делом поведала историю о хоре МИФИ, которому довелось участвовать в открытии этого фонтана и переодеваться в ближайшей подворотне.
Чуть позже они свернули на Малую Бронную. Здесь Чебурашка еще не ходила, а потому несколько раз с тревогой заглядывала в карту, проверяя, не заблудятся ли они по ее вине.
Не заблудились. Сначала где-то вдалеке появилась волнистая металлическая крыша башенки какого-то здания, а затем внезапно слева открылся вид на единственный пруд, о котором так уважительно говорят во множественном числе.
Следуя указаниям, приведенным в задании, Чебурашка послушно встала спиной к воде и лицом к Крылову, с сомнением подумав, что дедушкой он кажется только с очень близкого расстояния. Слева оказалась обезьянка с до блеска отполированным пальцем, указывающая в зеркало со столь же отполированной снизу рамой. Видимо, именно об этой героине басни «Зеркало и обезьяна» и шла речь в загадке.
Чебурашка заняла самое банальное, судя по отполированности поверхности, положение, сев на зеркало. И вот готов кадр с изображением трех, простите, двух макак – указующей и ее отражения.

У наших героев завязался спор на тему того, можно ли считать на самом деле эту обезьяну макакой. Почему-то Пришелец утверждал, что что у макаки не должно быть хвоста. Всерьез заинтересовавшись этой высоконаучной проблемой, Чебурашка по возвращении домой спросила у доброй тетушки Википедии. И ответила всезнающая Википедия, что макаки есть «род приматов из семейства мартышковых, состоящий из 21 вида, из которых почти все обитают в Азии». Пожалуй, о таких подробностях дедушка Крылов не очень задумывался, а уж скульптор тем паче.
Для полноты картины, наши герои решили не ограничиваться одной мартышкой. Нашлась тут еще одна, из басни «Мартышка и очки».

И другая, из басни «Квартет». Эта тема Чебурашке оказалась особенно близка, и они порешили, что квартет отныне переименовывается в квинтет с добавлением к нему вокальной сопрановой партии. Так она нашла свое призвание!

На этой веселой ноте прогулка за разгадками приобрела иную цель. Но это уже совсем другая история…

P.S. Автор выражает искреннюю благодарность Семёну Б. за осуществление фотосъемки и поистине приятную компанию.

18:28

Свобода — это художник в человеке (с) Гилберт Честертон
Когда появляется новый знакомый, с которым приятно общаться, с которым хочется видеться, это же отлично, не правда ли?
Но как всегда сложно поверить, что это не пройдет, что пересечение путей окажется случайным. Еще сложнее поверить, что этому новому знакомому я могу быть нужна как личность, а не просто как... пресловутый кусок мяса, именно.
И трясет от этой неопределенности... И... вот оно, губительное излишнее внимание к человеку. То самое, от которого сбежал недавно мой друг. И неизвестно, вернется ли...
А ведь это, в сущности, так просто - выяснить, являюсь ли я куском мяса для этого человека. Но просто только в теории... И сложно по той же самой причине, по которой родственники не искали своих пропавших на войне домочадцев. Плохая новость слишком болезненна, чтобы сознательно пойти и принять ее. Это называется избегание. Ошибка мышления такая.
И еще одно... Неверие в то, что все может быть хорошо... вот даже скажите мне прямо, я все равно не поверю... грустно.
И вот...
Приказ по Вселенной. О том, чтобы из этого знакомства выросла большая и крепкая дружба...
О географическом сближении, конечно, тоже.

12:03

Свобода — это художник в человеке (с) Гилберт Честертон
Иду с собакой. Спускаюсь на лифте, и обнаруживаю пол, заваленный лепестками роз и кучу плакатов по стенам. Выкуп невесты, однако. Недавно об этом читала, а сейчас ознакомилась с тем, как это оформляется.
На двери плакат: "Здесь живет невеста". Только невеста изображена какая-то бесстыжая - свое платье задрала по самое не могу, демонстрируя всем стройные ноги.
Шарики воздушные по стенам висят. Интересно, что на плакатах написано? не разглядела без линз-то...
Постфактум загрустила немного. Я вон на концерт не могу дозваться друзей - билет лишний остался... А тут такое событие. Страх перед праздниками во всей красе. Не могу я как Оля - взять, и наплевав на все, утроить праздник, позвать кучу народа. Я не верю в то, что они придут просто ради меня самой... И потому я восхищаюсь Олей!
Впрочем, оставим это все...

Свобода — это художник в человеке (с) Гилберт Честертон
Как я уже говорила, я очень сильно нервничала по этому поводу. Все-таки женщина по-прежнему гуляет с одним спаниэлем...
Подъезжая, я в ужасе представляла себе страшную картину, как мы с Партизаном стоим в разных углах перехода, и как смеется подъезжающая Оля... К счастью, все было не так. Когда я приехала, на месте были Оля и Коля. Это было заметное облегчение.
Мы стояли там и смеялись. Уже было семь, а народ опаздывал... Подошел такой вполне себе симпатичный парень с длинными волосами и плавными чертами лица. Я удивилась, ибо под именем Семен мне слышалось нечто иное, более брутальное, пожалуй...
Оля радостно заявила, что она знала, что на мне будет что-то голубое (это было пальто) и гордым движением указала на собственную голубую кофточку. Посмеялись.
Коля с Семеном углубились в обсуждение чего-то нам недоступного, а мы с Олей отошли поболтать о своем. Тут напротив нас остановился какой-то странный старичок. С улыбкой он сначала бросил взгляд старого знакомого на Олю, затем на меня. Подошел на шаг, поднял руку... прочел на наших лицах искреннейшее изумление, взмахнул рукой и ушел дальше под наш дружный смех, заставивший парней отвлечься от разговора.
Между тем, на лестнице появились сразу два Сережи. Я с удивлением отметила отсутствие страха в сердце, и бросилась навстречу Лаэнллиру. Пожалуй, чтобы не позволить себе смотреть на второго... И благодарность Партизану попросила передать тоже Лаэнллира, за что получила справедливый упрек. Мне кажется, или мы оба решили использовать его как щит друг от друга? Я поняла, что это плохая идея.
Оля радостно обнимает пришедших.
Дзинь! Звенит струна затаенной ревности внутри меня.
Как всегда в хорошей компании, я была слишком шумной и с виду пьяной. Как не хотелось мне общаться с Лаэнллиром, пришлось уступить его Партизану. Обещала самой себе - значит, не полезу. Болтала с Олей, впрочем, на нее расчитывать не стоило - она хозяйка праздника, ей нужно поговорить со всеми. На недолгое время я осталась одна впереди небольшой толпы. Испугалась.
Но вот Оля снова рядом. И завязывается спор о том, стоит ли временно прерывать общение, и к чему это приводит. Я ценю и благодарю Олю за ее стремление мне помочь. Но мне кажется, что это не лучшая идея. Посмотрим...
Мы зашли в небольшое кафе. Здесь должна была в этот день играть знакомая группа именинницы. симпатичное кафе, где так вкусно пахнет хорошим кофе, а на витринах лежат всевозможные пирожные. Однако я сыта. Да и стыдно как-то именинницу разорять. Впрочем, была не была. Гулять так гулять!! Да еще и за чужой счет.
Сережи тоже смущаются. Оба суют Оле деньги в надежде заплатить за себя, но она настроена весьма решительно. Лаэнллира раз за разом уговариваю не делать этого. Он почти краснеет, но соглашается.
Хитрый Семен остался наверху сторожить вещи. Эй, это была моя идея! Это я тут люблю забиться в темный угол и не мешаться!!! Ну да ладно, внизу зато веселее. Мы такую очередь создали... Нас пятеро, а заказ один, который Оля даже запомнить целиком не может. Дружно помогаем, перебивая друг друга. Потом забираем еду и поднимаемся к ничуть не соскучившемуся без нас Семену. В подарок за большой заказ Оле достается пачка хорошего зернового кофе. И мы пьем кофе, заедая его зернами. И нам хорошо и весело, и алкоголя не нужно точно. Коля с Семеном несут всякую чушь, сидя перед самым моим носом. Мне весело, я смеюсь до колик, фотографирую, что попало, вернее, кого попало. Сережи ведут себя более скованно, может быть, поэтому я не очень на них смотрю... Но стараюсь по мере сил все-таки перекидываться фразами с Лаэнллиром, соскучилась ведь, да и как-то нехорошо, что так тихо он сидит... складывает из давленных зерен кофе целые портреты. И красивые ведь!!! Вот как талант обнаруживается, оказывается...
По тихому, почти неслышимо и незримо присутствующему здесь Партизану взгляд скользит, почти не останавливаясь. Кажется, он доволен. О счастье, иногда улыбается... Но блок удивительно силен, и мне больше не хочется разглядывать его, не отрываясь. Тем более, что новое лицо рассматривать интереснее.
Семен, без сомнения, очень симпатичный молодой человек, обладающий сегодня двумя основными мужскими достоинствами: длинными волосами и пиджаком с галстуком. Мне интересно было бы нарисовать его портрет, а разве поймаешь его постоянно меняющееся выражение лица? Надо посмотреть, есть ли хоть одна подходящая, вдохновляющая фотография за четыре часа сидения в кафе... Незаметно как-то мое наблюдение за ним превратилось в очные ставки с шутливо-многообещающим: "В приватной обстановке..." После трех раз я переняла манеру собеседника так выражаться и начала отвечать тем же, не прерывая зрительного контакта. Это было весело, это было даже опьяняюще порой. Просто момент, просто игра, которая нам обоим явно доставляет удовольствие.
Оля все нервничала, когда же появятся музыканты. И они пришли. Под музыку стало совсем весело. Впрочем, Оля явно была ими сильно заинтересована, и немного на время выпала из общения. Лаэнллир, между тем, закончил сооружение на тарелке ее портрета из размолотых кофейных зерен. Мне довелось и с ним немного поболтать, еще раз ощутив эту доверительную атмосферу нашего общения. Все что могло быть, было, осталось общее, но ничего лишнего. Пожалуй, ради этого стоит общаться с бывшими привязанностями, когда последнее слово уже сказано. Я ему доверяю саму себя, свою честь, не чувствую обычной "мужской угрозы", угрозы, что меня воспримут, как пресловутый кусок мяса. Я уже человек для него, друг. И это так сладко!!! Только два человека у меня таких, с которыми все выяснено до конца и которым потому я доверяю. Мясом в этом общении определенно не пахнет, поэтому мне уютно с ними. С Лаэнллиром и с Кузей.
Между тем, освобождаются диваны у импровизированного камина, и мы недолго думая перебираемся туда. Увы, тут Партизана не замечать труднее - он находится прямо напротив меня. К собственному прискорбию, я могу прооследить направление его взгляда и заметить неуловимую ласковую улыбку, с которой он периодически глядит на радостную Олю.
Дзинь!
На меня он почти не смотрит. Впрочем, сосед слева меня отвлекает. Это все тот же Семен. Уже настолько свой в доску, что в пылу фотографирования я даже не замечаю, как облокачиваюсь на него, чтобы все в кадр влезли. И только потом появляется осознание этого факта. Это прогресс во мне самой. Раньше я только на Никиту могла вот так облокотиться, как на подушку, и отлетала от остальных... почти краснея. Все изменилось.
А Оля приседает у дивана с Колей и Сережами. Я фотографирую... Оля забирается на колени к Коле, встречается взглядом с Партизаном.
Дзинь!
Слишком близко. И такой красивый кадр. Я случайно закрываю вспышку пальцем, и он получается таинственно-темный, но такой притягательный...
Дзинь!
Нет у нас таких красивых общих фотографий. И будут ли...
Лаэнллир, между тем, заканчивает второе свое творение - мой портрет уже. Тоже такой красивый, обязательно выложу себе и отмечусь)))
А мы с Семеном углубляемся в обсуждение клавира Олиной любимой оперы - подарка Коли. Я, отчаянно пытаясь выудить из недр памяти объяснения Миши про темперацию, запутанно рассказывала, что ля-диез и си-бемоль - не одно и то же. И что нельзя ставить ля вместо си-дубль бемоль. Надеюсь, он хоть что-то понял.
Счастье затопляло меня волной. Хотелось танцевать, прыгать, говорить этим людям о моей к ним любви, в конце концов, обнять их. Но разве прилично обнимать парня, с которым только познакомилась? В результате, затискала Олю. А хотелось растянуть руки в широком жесте, обнять их всех и никуда не отпускать.
Партизан напротив был тих и спокоен. Как всегда, отрешен. Не его это стихия, я понимаю теперь, моя, олина, но не его.
Дзинь?
Оля села к двум Сережам, загадать в очередной раз желание. Взяла их за руки, подняла взгляд и задумалась. Я ее сфотографировала, а потом почти расплакалась от зависти.
Дзинь!
Впрочем, Оля быстро поняла, в чем дело. По указке именинницы, уже скоро я сидела на этом самом заветном месте. Она указала мне взять их за руки. Правая почти привычно скользнула в ладонь Лаэнллира, а левая смущенно остановилась над рукой Партизана. Сердце замерло. Нарушение договора?! Впрочем, он все-таки подчинился воле Оли и подставил свою руку под мою. Я закрыла глаза, загадывая желание и концентрируя все свое внимание на осязании, на левой своей руке, чуть тяжелее, чем невесомо, лежащей на руке у Партизана.
Динь-динь-динь...
Совсем другой звон, счастливый звон. Хрупкое счастье, о котором я и не мечтала уже. Важно было его не разрушить. Оля хотела эффектных фотографий, она хотела красивых картин с нашим участием. Увы, мы боимся друг друга. Она стала убеждать Сережу, а он отвечал отказом. Я испугалась, вспомнила щенка на дороге... "НЕТ! Нет!!!" - кричало подсознание. И я попросила ее. Потом еще раз. Зато с Лаэнллиром пару фоток сделать удалось. Еще бы, вот оно - нормальное дружеское доверие. В отношениях с Партизаном, пожалуй, его никогда особо не было... Но теперь хочется верить, что появится... Со временем.
Несмотря на некоторый дискомфорт по левой стороне, уходить не хотелось. Да и Коля до Оли дорвался. Остаток вечера я снимала, как Коля и Семен двигают руками Оли в такт музыке. И несколько компроментирующих фотографий, где Оля с Семеном друг на друга красиво смотрят. Для меня это главное, что красиво.
Напоследок Оля сфотографировалась с музыкантами, потом со своим любимым инструментом - контрабасом. Ну и контрабасистом тоже, куда инструмент без музыканта-то!
Я нашла в себе достаточно наглости, чтобы спросить, кто поможет мне одеться. В принципе, вариант наиболее вероятный был один, но поиграть хотелось.
Я угадала - мне помог Семен)))
А вот когда я спросила, кто поможет имениннице, причем Коля с Семеном к этому моменту уже ушли, оба Сережи радостно бросились к ней. Партизан успел первым.
Дзинь *усталое такое*
К метро опять шли тремя разными компаниями. Оля с Колей на этот раз, Сережи неизменно вместе, а я, после недолгих раздумий, присоединилась к Семену. Душа пела. Высоко и даже не слишком фальшиво. Впрочем, репертуар моего спутника не впечатлил. О чем он не замедлил сказать. Типичный мужчина, интересный объект для наблюдений. Зато честно. Я даже не подумала обидеться, как обижалась на пару комментариев в начале вечера.
В метро Сережи так лихо побежали вниз по эскалатору... Я уж думала, бросили нас на произвол судьбы. Да нет, дождались. Я улыбнулась.
Все вместе поехали в одну сторону на метро. тут и стало ясно, что не наобщались. Семен вышел первым, попытавшись и меня вытащить за собой. И как мне не хотелось пойти за ним, я все-таки осталась, искренне надеясь, что на этом не оборвется приятное знакомство. Ребята даже предположили, что он за поездом побежит, так отчаянно он жестикулировал.
Следующими сошли Лаэнллир и Оля. Я так надеюсь, что я буду видеть их обоих чаще!
А сама я чуть не пропустила свою остановку, заболтавшись с Колей. Выскочила в последний момент, получив, пожалуй, самую большую награду этого вечера - за закрывшимися дверями сияла улыбка Сережи. Искренняя, с ямочками у губ, с морщинками вокруг глаз и полукруглыми тенями под ними. Запомнить, запечатлеть в памяти момент надежды. Я буду ждать и верить, что вернется наша дружба и станет от вынужденного перерыва только крепче.
Динь-динь-динь-динь-динь!!!
А ведь улыбка эта так неуловима, настолько бледна ее тень на фотографиях всегда. Дело не в скорости фотографирования, я не знаю, в чем оно. Чтобы ее изобразить, придется учиться рисовать с натуры...

А пока пойду искать фотографию Семена. Такие лица не должны пропадать, их нужно срочно изображать, так руки и чешутся!!! Впрочем, его выражение лица тоже сложно поймать. Такая живая, богатая и красивая мимика. Кстати, уверенная в своей красоте. Иногда даже кажется, что он это специально, настолько выверены движения мускулов лица... Удивительно приятно наблюдать!
Хотя нет, сначала спать. Мне завтра в семь вставать....

Свобода — это художник в человеке (с) Гилберт Честертон
Я рисую портрет за портретом... И с каждым новым чувствую, как какие-то знания откладываются в голове. Мне уже не нужно измерять высоту фотографии, чтобы отметить рамки рисунка... Некоторые тени я рисую тоже уже почти на автомате. Да и времени стало уходить раза в два-три меньше, несмотря на усложнения...
Я поняла, главное - это полюбить того, кого ты рисуешь. Полюбить так, чтобы каждый изъян в лице не казался неуместным, чтобы каждый из них казался нужным. Каждый изгиб линии лица нужно полюбить, без него не получится человека, не будет элементарного сходства. Чтобы получить целое, нужно нарисовать сотни мелких деталей... Блики в глазах, тени на губах, пряди волос, падающие на лицо. Я не хочу больше прилизывать прически тем, кого изображаю, это отнимает у них жизнь...
И я поражаюсь каждый раз, сколь малая деталь может изменить все. Ошиблась на миллиметр - и сходства уже как не бывало.
И какие все-таки люди разные. Какие интересные формы глаз, формы носов, формы губ у моих друзей... Смотришь, а у кого-то на удивление четкая линия верхней губы, у кого-то губы большие, у кого-то - только нижняя, у кого-то они тонкие. А глаза? Это так сложно - уловить малейшее изменение в форме глаза, что-то, придающее ему ощущение раскосости...
Мне так интересно за этим следить. Я сама учусь рисовать, и мне это нравится. И в моем словаре появился новый комплимент: "Мне нравится, как играют тени на твоем лице". А ведь это действительно так. Я перестала мыслить только цельным выражением лица, и стала мыслить деталями, тенями, морщинками...
И я люблю тех, кого нарисовала. Хоть на какой-то краткий миг, но, кажется, в каждого и каждую из них я была немного влюблена. Без этого я не могу творить. И, может быть, это лучший способ выразить эмоции, которые в ином случае меня бы затопили...
А еще я неизменно добавляю к портретам что-то свое. Хоть какая-то черта, но должна быть взята не с фотографии. Это плохо, потому что лишает портреты точности, но иной раз хорошо, потому что помогает в какой-то степени понять и себя саму. Я бы не нарисовала Олега... Он получился бы злым, мне кажется... Потому что его я боюсь....

09:29

Свобода — это художник в человеке (с) Гилберт Честертон
Чувствую себя затравленным зверем... Я должна быть сильной, я должна справиться. Я обязана улыбаться...
Но я панически боюсь четверга. Мне придется там увидеть человека, с которым мы решили не общаться. Ну и прочее, вы знаете, исписала уже все тут им. Мне придется его увидеть, потому что это день рождения нашей подруги. И я боюсь этого. Боюсь не выдержать испытания. Боюсь понять, что потеряла его все-таки не на время, а навсегда. У меня не найдется сил с этим справиться. По-прежнему не найдется...
Очередная ошибка мышления: "Все или ничего", полярное мышление. Если я окончательно потеряю его, потеряю уважение к самой себе. И веру в то, что я кому-то нужна. Слишком дорогой друг.
Что будет при встрече, если одно-единственное сообщение на чужой стене приводит меня в полуистерическое состояние? Жестокая горькая ревность, ведь я недостойна того, чего достойны другие. Неважно, кто виноват и почему все так. Просто я, как всегда, недостойна.
Ревность - не признак любви, ревность признак собственничества и страха. Я презираю ее в себе. Но что я могу сделать?
Неделя будет тяжелой. Мне понадобится поддержка. Любая...
Лучше бы мне тебя не видеть. Но разве я могу отказаться от шанса? "Я к тебе не подойду..." Да, не подойду. Не имею права выталкивать на шоссе. Но куда это выталкивает меня?
И все-таки нужно будет улыбаться. Я сделаю все, что смогу. Только помогите потом собрать остатки меня самой. Не бросайте, умоляю вас! Мне сейчас вы нужны. Вы все! Очень....

Свобода — это художник в человеке (с) Гилберт Честертон
Очередной потерянный для меня человек... Очередное воспоминание, которое болью отзывается в сердце. Да нет, не болью, скорее, обидой. И ты прощай, рыжий Саша, случайно встреченный мною на посвящении для первокуров. Да и не так много общих воспоминаний осталось. Твои идиоты-одногруппники, пытающиеся разжечь в темноте костер с помощью газа для зажигалки. А ты сам у нашего костра, и мои взгляды в сторону вашего. Впрочем, это совсем другая история.
Ночь... задушевный разговор, наши с тобой и Димой (ах, а ведь теперь он стал только ехидно произносимым "Димочкой", и моя боль по этому поводу стала ненавистью) песни, видимо, настолько фальшивые, что вывели из равновесия доверенную нам с ним группу. Пьяный Ваня, без конца обижающий меня...
Темная ночь. Четыре утра, когда я ушла спать, и шесть, когда вернулась, вконец замерзшая, утомленная одиночеством в пропахшей кошками палатке. Три голоса от костра, радостный смех...
И вот уже нас четверо. Я все никак не могу отогреться... Приношу из палатки спальник, чтобы им накрыться. Ваня доверчиво кладет голову мне на плечо, глаза щиплет от приближающихся слез, такой милый это жест. Ты сам с другой стороны приобнимаешь меня. Пускай не думают глупостей, конечно же, просто чтобы я не замерзла. У тебя есть девушка и ты не в моем вкусе. Дима отворачивается от нашей группы, прикорнув под боком у кого-то из вас. Уже тогда, еще до нашей ссоры он был как будто отдельно...
Мы пытаемся уснуть, но ничего не выходит. Мы пьяны от того, что не выспались, ведь даже из Вани алкоголь уже весь выветрился. Мы ржем, как идиоты и спорим, чьи ноги, подкопченные у костра, будем есть первыми. Действительно, холод уходит, сменяясь жаром от костра. От моего заливистого смеха просыпается группа. Они ненавидят меня до сих пор за это...
Мы вскоре собираемся. Кажется, этот дурацкий рюкзак натер мне спину. Там же еще тяжеленная палатка. Ага, эта ужасная старомодная, как и сам рюкзак, конструкция... Слишком много железа для меня одной. Узнав о моих проблемах, не слушая моих возражений, ты забираешь рюкзак.
А в электричке я сплю на твоем плече. Подумать только, как легко я поверила тебе, как легко смогла допустить в свое личное пространство. Ночь у костра и задушевный разговор сделали это. И этим простым уютом хотелось насладиться. Ведь сейчас сказка закончится, и я снова буду одна, и буду вынуждена по собственным правилам приличия не приближаться слишком к молодым людям. Я бы осудила себя за картину, которую увидели первокурсники, вылезя из палатки. Но это был другой мир. Он должен был рухнуть в Москве.
Еще несколько раз мы с тобой пересекались. Я даже писала тебе на почту... Но это был другой мир, не правда ли? А в этом нам не суждено подружиться.
И сейчас я нашла твои следы на странице...кого бы вы думали? Ну конечно, Олега. Ведь именно это было одной из тем нашего разговора. Олег, мой ночной кошмар... Олег, которого я до сих пор боюсь. Олег, чье появление стало для меня плохой приметой.
Конечно, мы не могли подружиться, потому что нас связывал не этот посвят, а общее знакомство с Олегом. И это затмевает мысли о солнце, которые приходят в голову при взгляде на твои волосы. Это было даже обидно - такой солнечный человек, но тронут Тьмой. Вот так я это воспринимаю...
Что ж... сегодня я, наконец, подобрала имя своему восприятию Олега. Это приятно.
А о тебе, Саш, я почти уже и не вспоминаю. Да только, когда вспоминаю, все равно обидно... Еще три потерянных имени. Дима, Саша, Ваня... Именно в этом порядке. Грустно!

Свобода — это художник в человеке (с) Гилберт Честертон
А переводится это так: Я говорю неважно что, я делаю все, что мне говорят...
Странно, и почему такая мысль в голове крутится? Конечно, "бывают сны, которые ничего не значат", но, кажется, это не из той серии... И фраза отображает мои потаенные мысли, может быть, мои страхи...
Ах вот еще что... je fais n'importe quoi... Да. в таком сочетании, а я и так это произносила утром по ошибке, уже очень похоже на реакцию на разнос по поводу диплома...
И вспоминаются другие подобные случаи... Когда я решила уйти от своего первого парня, и в голове навязчиво крутилось "Так и надо, все говорят..."... И я действительно, при всем даже своем неуважении к самой себе, была уверена, что он меня недостоин...
Или еще вот это... "Мы оба лжем, и оба это знаем". И мы разошлись еще с одним человеком. И это оказалось лучшее, что мы могли сделать на тот момент...
"Dies irae, dies illa..." - "День гнева, тот день..." поет Сережа, когда я начинаю жаловаться ему на проблемы... Он ждет окончания бури...

Свобода — это художник в человеке (с) Гилберт Честертон
Почему-то сейчас мир видится исключительно в черных тонах. И я не знаю, как из этого выбраться.
Период ночных кошмаров, кажется, все-таки миновал. Хоть что-то улучшилось. Но почему-то состояние мое становится все хуже. Нет сил бороться…
Не хочется ехать домой, в зал суда с тюремной камерой. Но не хочется и в универ, где я все время чувствую себя не на месте, где я слушаю лекции, которые мне неинтересны и которые я не могу воспринять. И где преподы настолько не уважают студентов, что опаздывают на сорок минут. Впрочем, это мелочи. Я постоянно чего-то боюсь. Я не чувствую себя на месте на своей кафедре, боюсь, что меня заклюют за мой биофаковский диплом. И я постоянно боюсь какой-нибудь еще гадости от О.А.
В лаборатории лучше. Там ко мне относятся неплохо. Но и там я как будто лишняя. Мне бы следовало работать в Пущино. И я боюсь находиться в лаборатории больше времени, чем того требует диплом. И стремлюсь туда, потому что там спокойнее, чем где бы то ни было еще.
Я чувствую себя загнанным зверем. Бездомным зверем, который никому не нужен. А себе самой я давно не нужна. Мои чувства никогда не были для чего-то достаточной причиной, это я усвоила с детства. Сейчас слишком сложно привыкать к иному. Да и есть ли смысл?
Мне постоянно кажется, что моя жизнь скоро кончится. Впрочем, не жизнь, а существование, все-таки. Краткие миги жизни, когда я настоящая. Слишком краткие, чтобы считать их жизнью. Их хватает только на то, чтобы понять, что все может быть иначе. И что я на самом деле не тот свернувшийся в самом темном углу лаборатории молчаливый комок нервов, старающийся вести себя максимально тихо. И не тот орущий от внутренней невыносимой боли кусок мяса, что валяется на полу у меня в комнате, в отчаянии пытаясь хоть как-то наказать себя за все дурное, что я якобы сотворила в жизни. Щека до сих пор болит – в один из выходных я надавала себе пощечин.
У меня как минимум раз в день бывают приступы боли в груди. Вчера этот приступ меня очень испугал – слишком сильным и резким он был. Меня душит мой свитер, и тоже все сильнее. Я не могу дышать от нервов.
Мне плохо и одиноко. Но я не знаю, какой помощи попросить. И кто сочтет мои проблемы достаточно серьезными, чтобы не укорить меня в том, что я их преувеличиваю? И кто вообще в силах выдержать мое постоянное плохое настроение. Я не хочу мешать. Нет, не я. Я другая. Этот кусок мяса не хочет никому мешать. А я… Я существую только в присутствии своих друзей, только в благотворной почве их симпатии. И единственное грубое слово меня разрушает. Я слишком слаба, чтобы быть приспособленной к этому миру. Я слишком легко становлюсь испуганным куском мяса.
Я чувствую себя бактерией сейчас. Как E.Coli, знаете. Непривычно нежного для химика обращения требует, куда там говноварам! И все-таки, издевайся над ней, током ее бей, еще чем… А потом помести в питательную среду, и она будет расти. Вот и моя жизнь так… Череда мучений с редкими порциями питательной среды…
И каждый раз, когда я, переходя дорогу, очередной раз оказываюсь перед едва остановившейся машиной, или выскакиваю из-под колес не подумавшего затормозить около ГЗ автобуса, я думаю, что стоило остановиться…
Иногда меня охватывает злость на моего отца, на человека, который сотворил из меня этот кусок мяса. Но ведь и его можно пожалеть. Кто угодно может, а я – нет. Я признаю всю несправедливость, что постигла его в жизни. Но не могу находиться с ним рядом. Только одно слово пробуждает во мне жажду крови. Все равно, чьей. После разговора с ним я бью себя по голове, я даю себе пощечины, пытаюсь до крови расцарапать руки. Это ретрофлексия. Мне просто нельзя ударить его.
Мне не сбежать от самой себя. Я не хочу существовать ради редких минут жизни. Мне это противно…