Свобода — это художник в человеке (с) Гилберт Честертон
Сегодня мы с мамой и бабушкой ездили в Орехово. Как я уже здесь стенала когда-то, домик в Орехово больше не наш, путь туда заказан. Но так странно было проходить мимо него, зная, что больше туда не войдешь... Мне ведь сон недавно снился, про то, как я спешно выгружаю оттуда свои рисунки (коих, к счастью, там нет на самом деле), и тут приезжает дядя Вася...
Довольно-таки неприятно тихо красться мимо участка, на котором выросла, стараясь не привлечь внимание дядиных охотничьих кабыздохов. Об их присутствии мы узнали случайно, остановившись в родном перелеске около участка на отдых. И на обратном пути мама нас потом завела в невообразимые дебри, пытаясь обойти подальше участок. Она у меня собак боится.
И все же прощание с домом прошло легче, чем я ожидала. Видимо, слезы я выплакала раньше, да и умнее стала. Для ухода за такой плантацией нужен десяток рабов, не меньше! Да и не за дом я Орехово люблю, а за поля. А поля дяде не принадлежат, что мы и доказали. Приехали и пошли гулять.
Хотя мама, конечно, пыталась заставить меня броситься в ноги к дяде, чтобы мы могли зайти в дом. Я рада, что отказалась.
О, Орехово, родное Орехово! Еще в километре от тебя, но уже за поворотом с самолетиком находится березовая роща. Там мы совнршили пепвую остановку, и, пока мама с бабушкой возлежали в тенечке, я выполняла свой план "объесться земляникой". Ибо нигде такой вкусной и крупной земляники я больше не ела...
А попутно меня посещали воспоминания о том, как мы жили тут с Мишей, как ходили в эту рощицу, перебирались через речку, устраивали пикник и кормили Носю хлебцами. Счастливое, красивое было время!
Впрочем, наесться земляники так, чтоб из ушей полезло, мне не дала жара. И то, что мама все-таки хотела на нашу обычную полянку. Путь по жаре, да еще и с двумя едва идущими из-за больных коленей женщинами, был пыткой. Когда мы дошли до цели путешествия, уже как-то и не до земляники было. Тем более, что нашлась еще одна печальная обязанность. Мы привезли в Орехово урну с прахом Носи. За неимением лопаты решили просто оставить его в одном из тех мест, где она так любила бегать. Тяжело, грустно, невыносимо видеть, что твое любимое животное превратилось в пыль и небольшие остатки костей. И это все. Впрочем, даже эта урна - это все не для меня, для мамы. Лучше уж я буду помнить, о своей пятнашке только хорошее, только ее радость, красивые глаза, ее любовь и тепло ее мягкой шкурки. Но маме, видимо, продолжающееся горе что-то дает, раз она уже полгода не может отпустить. Иногда это раздражает, просто бесит. Это ведь была моя собака, а я даже не смогла быть с ней в ее последний час. Уезжала - была собака, а приехала - только прах в черной урне.
Мы оставили ее под сенью молодых осин, рядом с земляничной поляной. Нам обеим всегда нравилось это место... Мы обе выросли здесь, в Орехово, и обе были здесь счастливы.
Вот, пожалуй, детство и ушло окончательно. Поздно? Может быть. Но посмотреть глазами взрослого человека на Орехово - это ново для меня. И даже как-то немного страшно, от того, как легко и безымоционально это для меня прошло.
В Орехово уже другие собаки... Скоро и другой хозяин будет. И только лай осиротевшей бабушкиной таксы Йены, иногда прорывавшийся сквозь дай кабыздохов, напоминал о прошлом. Нет Дейзи, нет Альфы, Харитона и даже Нося меня покинула... Другие собаки, другое время. Собаки, которые меня не знают и ни капли не любят.
И, как бы мы не хотели избежать встречи, как раз, когда мы уезжали, дядя на своем мотоцикле поехал в магазин. Мама с ним столкнулась, поздоровалась. Она хотела - она и получила. А мне с ним говорить не о чем. Поздно изображать, что я ему симпатична. Я знаю правду. Все ее знают, потому и дети с ним больше не общаются.
А я все-таки рада. Безумно рада этой поездке. Энергия Орехово всегда подпитывала меня, даже тогда, когда я стояла на самом краю. И я еще вернусь. Пусть на день, но вернусь. Потому что это Родина, единственное местл, где я была счастлива в детстве. И я понимаю, почему дедушка построил этот глупый бестолковый дом. Хотя бы тут, раз уж родной деревни больше не существует. Может, когда-то и я так вернусь со своими внуками... Но за земляникой приеду уж точно.
Довольно-таки неприятно тихо красться мимо участка, на котором выросла, стараясь не привлечь внимание дядиных охотничьих кабыздохов. Об их присутствии мы узнали случайно, остановившись в родном перелеске около участка на отдых. И на обратном пути мама нас потом завела в невообразимые дебри, пытаясь обойти подальше участок. Она у меня собак боится.
И все же прощание с домом прошло легче, чем я ожидала. Видимо, слезы я выплакала раньше, да и умнее стала. Для ухода за такой плантацией нужен десяток рабов, не меньше! Да и не за дом я Орехово люблю, а за поля. А поля дяде не принадлежат, что мы и доказали. Приехали и пошли гулять.
Хотя мама, конечно, пыталась заставить меня броситься в ноги к дяде, чтобы мы могли зайти в дом. Я рада, что отказалась.
О, Орехово, родное Орехово! Еще в километре от тебя, но уже за поворотом с самолетиком находится березовая роща. Там мы совнршили пепвую остановку, и, пока мама с бабушкой возлежали в тенечке, я выполняла свой план "объесться земляникой". Ибо нигде такой вкусной и крупной земляники я больше не ела...
А попутно меня посещали воспоминания о том, как мы жили тут с Мишей, как ходили в эту рощицу, перебирались через речку, устраивали пикник и кормили Носю хлебцами. Счастливое, красивое было время!
Впрочем, наесться земляники так, чтоб из ушей полезло, мне не дала жара. И то, что мама все-таки хотела на нашу обычную полянку. Путь по жаре, да еще и с двумя едва идущими из-за больных коленей женщинами, был пыткой. Когда мы дошли до цели путешествия, уже как-то и не до земляники было. Тем более, что нашлась еще одна печальная обязанность. Мы привезли в Орехово урну с прахом Носи. За неимением лопаты решили просто оставить его в одном из тех мест, где она так любила бегать. Тяжело, грустно, невыносимо видеть, что твое любимое животное превратилось в пыль и небольшие остатки костей. И это все. Впрочем, даже эта урна - это все не для меня, для мамы. Лучше уж я буду помнить, о своей пятнашке только хорошее, только ее радость, красивые глаза, ее любовь и тепло ее мягкой шкурки. Но маме, видимо, продолжающееся горе что-то дает, раз она уже полгода не может отпустить. Иногда это раздражает, просто бесит. Это ведь была моя собака, а я даже не смогла быть с ней в ее последний час. Уезжала - была собака, а приехала - только прах в черной урне.
Мы оставили ее под сенью молодых осин, рядом с земляничной поляной. Нам обеим всегда нравилось это место... Мы обе выросли здесь, в Орехово, и обе были здесь счастливы.
Вот, пожалуй, детство и ушло окончательно. Поздно? Может быть. Но посмотреть глазами взрослого человека на Орехово - это ново для меня. И даже как-то немного страшно, от того, как легко и безымоционально это для меня прошло.
В Орехово уже другие собаки... Скоро и другой хозяин будет. И только лай осиротевшей бабушкиной таксы Йены, иногда прорывавшийся сквозь дай кабыздохов, напоминал о прошлом. Нет Дейзи, нет Альфы, Харитона и даже Нося меня покинула... Другие собаки, другое время. Собаки, которые меня не знают и ни капли не любят.
И, как бы мы не хотели избежать встречи, как раз, когда мы уезжали, дядя на своем мотоцикле поехал в магазин. Мама с ним столкнулась, поздоровалась. Она хотела - она и получила. А мне с ним говорить не о чем. Поздно изображать, что я ему симпатична. Я знаю правду. Все ее знают, потому и дети с ним больше не общаются.
А я все-таки рада. Безумно рада этой поездке. Энергия Орехово всегда подпитывала меня, даже тогда, когда я стояла на самом краю. И я еще вернусь. Пусть на день, но вернусь. Потому что это Родина, единственное местл, где я была счастлива в детстве. И я понимаю, почему дедушка построил этот глупый бестолковый дом. Хотя бы тут, раз уж родной деревни больше не существует. Может, когда-то и я так вернусь со своими внуками... Но за земляникой приеду уж точно.