Свобода — это художник в человеке (с) Гилберт Честертон
Собаке становится хуже. Химиотерапия в последний раз ее чуть не убила, а предыдущий препарат, похоже, неэффективен. Ну ничего, выходила я ее, сейчас только с лапками задними проблемы, иногда как будто отнимаются на секунду.
Но все-таки уже чувствуется приближение того момента, когда останется выбирать: будет ли она и мы вместе с ней мучиться, или ее надо усыпить. Я представила себе это и пришла в ужас. Кажется, я поняла, почему у нас запрещена эвтаназия. Ценность человеческой жизни, бла-бла... Чепуха это все! Настоящая причина кроется в страхе принять неправильное решение, страхе смерти, подтвержденном во все, наверно, традиционных религиях заповедью "не убий".
Я не могу сдержать слез, когда думаю о том, как при мне сделают смертельный укол моей несчастной собаке, и я буду очень четко осознавать, что это я привела ее на смерть, привела к этому мигу, отделяющему жизнь от зияющей пустоты несуществования. И последнее, что я увижу - это грусть и страх в ее глазах. Смогу ли я спать после этого? Как я смогу с этим жить? Я не знаю. Наверно, поможет только знание, что это - Правильно. Да, я должна буду убить ее, чтобы она не мучилась. И да, я должна быть с ней в этот момент, потому что я люблю это животное и не могу позволить ей перед смертью почувствовать себя еще и брошенной. Это та ответственность, которую я брала на себя, забирая этот теплый пятнистый комочек от мамочки.
Если я так переживаю из-за собаки, как, должно быть, переживали бы люди за свои неизлечимо больных близких. И все-таки... Если говорить о цене человеческой жизни, то разве не дороже жизни нескольких здоровых людей с мечтами, планами и силами, чтобы их осуществить, одной жизни человека, который ни к чему не стремится, ничего не хочет, который уже сдался и не живет, а выживает, вытягивая жизненную силу из окружающих?!
Почему неизлечимо больные так часто живут чуть ли не дольше, чем те, кто о них заботится? Их питает чувство вины окружающих. Они пьют их силы, их нервы, их здоровье.
И, может быть, они и отели бы умереть, да не могут. Самоубийство пугает их, убийство - тех, кто мог бы им помочь. Даже если забыть о законах. Закон - только отражение этого естественного страха смерти.
Я вижу, как из здоровой женщины моя мать превращается в развалину. И я знаю, что сумела вырваться, сбежать вовремя. Один секундный контакт с миром моих родителей причиняет мне порой физическую боль. Потому что они уже оба выживают. И оба тянут силы из окружающих. И даже когда папы не станет вряд ли мама сможет научиться жить. Ее жизнь сломана. Моя жизнь могла бы быть сломана, если бы я не проявляла то, что часто называют черствостью и равнодушием.
Я просто не готова отдать свою жизнь неизлечимо больному отцу, который так часто просил нас убить его. Я отдала ему свое детство, и эти шрамы на моей душе никогда не пропадут окончательно. И поэтому я считаю эвтаназию меньшим злом. Можете считать меня убийцей после этого.
Но все-таки уже чувствуется приближение того момента, когда останется выбирать: будет ли она и мы вместе с ней мучиться, или ее надо усыпить. Я представила себе это и пришла в ужас. Кажется, я поняла, почему у нас запрещена эвтаназия. Ценность человеческой жизни, бла-бла... Чепуха это все! Настоящая причина кроется в страхе принять неправильное решение, страхе смерти, подтвержденном во все, наверно, традиционных религиях заповедью "не убий".
Я не могу сдержать слез, когда думаю о том, как при мне сделают смертельный укол моей несчастной собаке, и я буду очень четко осознавать, что это я привела ее на смерть, привела к этому мигу, отделяющему жизнь от зияющей пустоты несуществования. И последнее, что я увижу - это грусть и страх в ее глазах. Смогу ли я спать после этого? Как я смогу с этим жить? Я не знаю. Наверно, поможет только знание, что это - Правильно. Да, я должна буду убить ее, чтобы она не мучилась. И да, я должна быть с ней в этот момент, потому что я люблю это животное и не могу позволить ей перед смертью почувствовать себя еще и брошенной. Это та ответственность, которую я брала на себя, забирая этот теплый пятнистый комочек от мамочки.
Если я так переживаю из-за собаки, как, должно быть, переживали бы люди за свои неизлечимо больных близких. И все-таки... Если говорить о цене человеческой жизни, то разве не дороже жизни нескольких здоровых людей с мечтами, планами и силами, чтобы их осуществить, одной жизни человека, который ни к чему не стремится, ничего не хочет, который уже сдался и не живет, а выживает, вытягивая жизненную силу из окружающих?!
Почему неизлечимо больные так часто живут чуть ли не дольше, чем те, кто о них заботится? Их питает чувство вины окружающих. Они пьют их силы, их нервы, их здоровье.
И, может быть, они и отели бы умереть, да не могут. Самоубийство пугает их, убийство - тех, кто мог бы им помочь. Даже если забыть о законах. Закон - только отражение этого естественного страха смерти.
Я вижу, как из здоровой женщины моя мать превращается в развалину. И я знаю, что сумела вырваться, сбежать вовремя. Один секундный контакт с миром моих родителей причиняет мне порой физическую боль. Потому что они уже оба выживают. И оба тянут силы из окружающих. И даже когда папы не станет вряд ли мама сможет научиться жить. Ее жизнь сломана. Моя жизнь могла бы быть сломана, если бы я не проявляла то, что часто называют черствостью и равнодушием.
Я просто не готова отдать свою жизнь неизлечимо больному отцу, который так часто просил нас убить его. Я отдала ему свое детство, и эти шрамы на моей душе никогда не пропадут окончательно. И поэтому я считаю эвтаназию меньшим злом. Можете считать меня убийцей после этого.